Входит Марина, в руках у нее гитара.
МАРИНА. Дядя Андрей, я...
ОТЕЦ. Марина?! Входи, входи, дочка! Вот моя отрада, вот мое солнышко! Знакомься: это вот...
АНДРЕЙ. Да мы...
МАРИНА (протягивая Андрею руку). Марина.
АНДРЕЙ (тоже подает девушке руку). Андрей.
МАРИНА (отдает гитару отцу). Это гитара Марка, он ее в кафе оставил.
ОТЕЦ. Стоило ее тащить...
МАРИНА. Там она может пропасть.
ОТЕЦ. Да и бог с ней... (Андрею.) Сынок, ты умеешь на ней играть? Может, сыграешь чего?
АНДРЕЙ. Сыграть? В такой день?
ОТЕЦ (откладывая гитару в сторону.) И то правда, только душа все равно поет, потому что вы рядом. Марина, давайте все вместе чаю попьем. С медом. С молодым новым медом. Я сейчас принесу. (Берет посуду и уходит.)
АНДРЕЙ. Ты зачем сюда пришла?
МАРИНА. Тебе надо немедленно уходить. Милиция в кафе приходила, все расспрашивали, что да как. Меня уже допросили, теперь других допрашивают. С минуты на минуту могут прийти и сюда.
АНДРЕЙ. Ты мне снова предлагаешь бежать?
МАРИНА. Бежать не бежать, просто я хочу тебе помочь. Конечно, всю жизнь не пробегаешь, но чем быть убитым... Я ведь больше не следователей боюсь, а дружков Марка. Они уговорились раньше милиции тебя разыскать и убить. Так что чем погибать от их рук, лучше бежать. А я...
АНДРЕЙ. Мы теперь одной бедой повязаны, и в разные стороны нам никак нельзя.
МАРИНА. Можно и нужно. Меня здесь каждая собака знает, а тебя никто. Этих нелюдей не интересует, жив он или мертв, Марк-то, - они тебя ищут. А рядом со мной ты в два счета угодишь в их лапы.
АНДРЕЙ. А мне теперь все равно, в чьи лапы...
МАРИНА. Да что ты мелешь? Тебе, может, и все равно, а мне... Уходи, прошу тебя, уходи скорее!
АНДРЕЙ. Не могу. Я должен быть здесь. Это мой долг.
МАРИНА. Перед кем долг-то? Иль, думаешь, за него кто-то сильно переживает? Знают же, какой он человек. Небось еще и говорят, так, мол, ему и надо, сам добился, чего искал. Да и друзья только вид делают, что горюют. Хоть и кормятся все за его счет - он отца своего разоряет да мелких коммерсантов на дороге трясет, что на машинах день и ночь снуют. А без него они ни на что неспособны, даже на это. Разве что отец с матерью убиваются, больше никто. Да, как это ни страшно, но люди его знают только таким. Что поделаешь - зло оно крепче запоминается, чем добро.
АНДРЕЙ. Ну а ты, ты тоже думаешь, как они? Он для тебя кто?
МАРИНА. Замолчи!
АНДРЕЙ. Прости, я не из любопытства, я хочу знать, кто был этот парень?
МАРИНА. Марк, сын пасечника...
АНДРЕЙ. Я это знаю, я хочу знать, кем он был для тебя? Почему он тогда тебя в кафе... Неспроста же все это.
МАРИНА. Не спрашивай меня ни о чем.
АНДРЕЙ. Почему?
МАРИНА. Потому что у меня нет ответа. Господи, и зачем только ты позволил мне появиться на свет? И какой черт принес тебя в ту глухую ночь в наши края?
АНДРЕЙ. А может, это судьба? Может, нам, троим, суждено было встретиться именно той ночью и... Но у меня никогда и в мыслях не было, чтобы вот так, человека ножом!
МАРИНА. А у тебя и не было в руках ножа.
АНДРЕЙ. Да, но ведь люди этого не видели. Они не поверят тебе. В таких случаях мало кто верит, что человек может сам себя заколоть.
МАРИНА. Он же нечаянно, ненароком...
АНДРЕЙ. Нечаянно или намеренно - ему-то сейчас не все ли равно? (Пауза.) Ты была у него в больнице?
МАРИНА. Была, вчера. Но меня к нему не пустили, сказали, он еще не пришел в себя.
АНДРЕЙ. А что судачат обо мне?
МАРИНА. Да не знает никто ничего.
АНДРЕЙ. А разве ты обо всем не рассказала? Тебя что, ни о чем не спрашивали?
МАРИНА. Спрашивали. Я сказала, незнакомый человек. Попросили описать твою внешность. Кудрявый, светлый, говорю, с узкими глазами, лет за тридцать, пожалуй, будет...
АНДРЕЙ. Почему, почему ты не сказала все как есть?
МАРИНА. Уходи поскорее отсюда, уходи! Они ведь и сюда прийти могут, а может, и следят за мной. Ты нездешний, кроме меня, тебя никто не видел. Может, дружки Марка и видели издалека, но не думаю, чтобы запомнили: темно же было. Уходи. Зря ты вернулся, зачем тебе ввязываться в это страшное дело?
АНДРЕЙ. Да причина у меня была, чтоб вернуться.
МАРИНА. Что еще за причина?
АНДРЕЙ. Мне отцу Марка вопрос один надобно задать. Иначе мне не видать покоя.
МАРИНА. Какой такой вопрос?
АНДРЕЙ. Пока еще и сам толком не знаю. Пока. Потом расскажу. А сейчас мне ничего не остается, как отдать себя в руки судьбы.
МАРИНА. А дяде Андрею ты что сказал?
АНДРЕЙ. Ничего.
МАРИНА. Он тебя “сынок” называет...
АНДРЕЙ. Ты не думай, я не двурушник, я затем и пришел, чтобы все ему рассказать, но он... Он ведь очень ранимый человек, он может совсем надломиться, если я ему скажу правду. Может быть, подождать до завтра?
МАРИНА. Если ты останешься, завтра для тебя может и не наступить.
АНДРЕЙ. Ладно, так и быть, вот он сейчас вернется - и я скажу ему все, как было. В самом деле, пора поставить на этом точку. Пора, так или иначе.
МАРИНА (сквозь слезы.) Умоляю тебя, уходи лучше!
АНДРЕЙ. Не плачь, он скоро войдет. Зачем тебе меня спасать? Ну ладно, он не знает, а ты-то ведь знаешь все от начала до конца?
МАРИНА. Не знаю, не знаю, ничего не понимаю! Одно знаю: с той ночи вся моя жизнь пошла кувырком. Боже, в кого же я обратилась? Но ведь помогать - это не значит совершать грех? Если честно, то я сейчас должна быть рядом с Марком, но ты вернулся, и я...
АНДРЕЙ. Не надо было мне возвращаться, ни сюда, ни в кафе...
МАРИНА. Нет-нет, не говори так. То, что ты пришел, для меня все равно что спасенье, но для тебя...
АНДРЕЙ. Не сойди я в тот вечер с автобуса - ни тебя, ни его бы не повстречал, может, и беды бы этой не случилось. А теперь вот круг сужается, сужается... Ты говоришь, следователи остались в кафе? Значит, скоро они будут здесь. Вот и славно. Придут и...
ОТЕЦ (входит.) Пчел уж несколько дней не смотрел, дел с ними по горло. Так что сидеть да охать времени нет, только вот где взять силы?
МАРИНА. Может, я сумею чем-то помочь?
ОТЕЦ. Помогла бы, дочка, да теперь уж ты мне вроде и не сноха... Эх, Марк, Марк, что же ты натворил? Разругался со мной в самую непогоду и наломал дров... Как жить теперь дальше, как жить?
АНДРЕЙ. Вы у меня спрашиваете об этом?
ОТЕЦ. И у тебя, и у Бога. Только он, видать, не слышит меня. Неужто я так грешен? Вроде и зла никому не желал, не делал, наоборот, помогал как мог людям, грехи других на себя взваливал. Может, вся причина в том, что добрый был, незлобивый? Ты, дочка, почитай-ка эту книгу, авось полегчает. (Протягивает Марине Библию.)
МАРИНА (принимая книгу.) В каком месте читать?
ОТЕЦ. А в любом, открывай и читай. Там все истинная правда.
МАРИНА (читает.) “... всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего. Ибо таково благовествование, которое вы слышали от начала, чтобы мы любили друг друга. Не так, как Каин, который был от лукавого и убил брата своего. (Останавливается.) Нет-нет, это неправильно! Неправильно! (Откладывает Библию.)
АНДРЕЙ (читает по Библии дальше.) “Не дивитесь, братия мои, если мир ненавидит вас. Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий братьев пребывает в смерти. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою; и мы должны полагать души свои за братьев...”
(“Новый Завет”. 1-е послание апостола Иоанна, гл.3, стихи 10-20.)
МАРИНА (взглянув в окно.) Машина сюда едет. Андрей, слышишь, едут!
АНДРЕЙ. Милицейская машина?
ОТЕЦ. Да нет, опять эта шпана. И чего им еще надо? Сына отобрали, машину захватили, сколько ульев увезли...
МАРИНА. Что же теперь будет?
АНДРЕЙ. Ничего, не бойся. Пусть едут.
МАРИНА. Зачем они сюда едут? Иль видели, как я сюда шла? Неужели Марк в больнице... Нет! Нет! (Опускается перед отцом на колени.) Дядя Андрей, прости нас, спаси нас от них! Андрей не виноват! Он не брал в руки нож. Из-за меня все это получилось. Прокляни, убей меня, но его спаси, умоляю!
АНДРЕЙ. Марина, о чем ты? Что ты говоришь? Поднимись, родная, поднимись! Все же в порядке. Иль ты не поняла? “За родных надобно отдать душу” - сказано.
ОТЕЦ (Андрею.) Сейчас же беги на чердак! Там медогонка, бочка такая большая, спрячься за ней и затихни.
АНДРЕЙ. Не пойду.
ОТЕЦ. У тебя нет времени капризничать.
АНДРЕЙ. Зачем теперь мне прятаться? Вы же все знаете.
ОТЕЦ. Об этом потом поговорим. Быстро на чердак! (Выталкивает Андрея из избы.)
Свет гаснет.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Там же, спустя некоторое время. Отец стоит возле окна.
Входят Андрей и Марина.
ОТЕЦ. Солнце садится, опять в темноту все уходит. Не люблю темноту, мысли она в голову нехорошие с ней приходят. День-то в делах, работе, а ночью... И сон куда-то пропал. Вот и ворочаются в мозгу сотни вопросов, а ответа ни на один нету. Стар стал, видать, бестолковый. Не то что вокруг чего понять, в самом себе не могу разобраться. Живу как в тумане, на ощупь.
АНДРЕЙ. Да все же теперь ясно, туман рассеялся.
ОТЕЦ. А иной раз из тумана и выходить неохота. Оно и боязно: живешь всю жизнь в тумане, а тут раз! - и ясно солнышко, от радости вовсе свихнуться можно. Так и счастье - нет, нет его, а то вдруг как свалится на голову, тут уж не оплошай.
АНДРЕЙ. А что за счастье, отец?
ОТЕЦ. Что говоришь?
АНДРЕЙ. Какое счастье, говорю, сейчас у вас?
ОТЕЦ. Ах, счастье... Да я так, к слову... Говорю же, в голове у меня все спуталось. Вот ночь пройдет, тогда... (Берется за бутылку.) А-а, да тут еще нам до утра хватит. Помогает, зараза, когда совсем невмоготу. (Пьет.)
АНДРЕЙ. Напрасно вы это делаете...
ОТЕЦ. Согласен. Чем чертей тешить (берет Библию), лучше книгу умную почитать, а мы ленимся, говорим, не понимаем, мол, что в ней написано. Хотя там нет ничего непонятного, все ясно как божий день. Дураки мы, к свету божьему не тянемся, живем в тумане, а коль и выберемся, боимся опять в него попасть. (Марине.) Ты почитай, почитай, дочка.
АНДРЕЙ. Теперь уж что - читай, не читай, обратно ничего не повернуть.
ОТЕЦ. Верно, какой толк мне читать, мне скоро умирать, а вот вам еще жить и жить. Вы молодые, у вас все впереди - и счастье, и любовь, и детишки - все-все. Потом, когда дети вырастут, и вы можете сказать: ладно, мол, как живем - так и живем. А сейчас, когда силы и здоровья через край...
АНДРЕЙ. Да вы еще вовсе не слабый и не старый. Чего вам ждать? Я - рядом, и нож тут. Возьмите его и - делу конец... Тут все началось, тут пусть и завершится. Иначе никому не будет покоя. Чего теперь читать божье писание?.. Бог нас не спасет. Да и читать просто так, не пропуская через сердце, незачем... Куда стремился, я пришел, для меня это - конец пути.
ОТЕЦ. Конец, говоришь? А не слишком ли быстро прошагал ты свой путь? Иль хочешь сказать, дорога твоя была чересчур гладка, ты поскользнулся и упал в конце пути, даже сам не заметил?
АНДРЕЙ. Да нет, не была она гладкой, наоборот, путаной и неровной, как лесная тропа.
ОТЕЦ. Неровной, говоришь?
АНДРЕЙ. Да, негладкой.
ОТЕЦ. И все-таки это не конец твоего пути, пока только перекресток, распутье. А на распутье не грех и остановиться, подумать и решить, по какой дороге дальше идти.
АНДРЕЙ. А мне теперь по какой ни пойди - все равно...
ОТЕЦ. Выбери сам и иди.
АНДРЕЙ. Нет, ее мне выбрал Бог.
ОТЕЦ. Да не выбирал он тебе такую долю! Он тебя для счастья на свет явил! Ну, поначалу, может, и помучаешься малость, а потом будет только счастье. На одну голову Бог не может посылать одни только беды, неправильно это. Человеку и счастья надобно повидать.
АНДРЕЙ. Счастье? Зачем мне ложное счастье? Я им и так сыт по горло. У меня было все, меня любили, мне в холод было тепло. Но это тепло было иного свойства: по спине пот струится, а на душе - лед. Ведь и любовь, если она не искренняя, а вымученная, не греет душу. Ребенком, конечно, этого не понимаешь и не чувствуешь, а как повзрослеешь... Тогда главное научиться отличать ложь от правды и уметь заверить всех в своей любви, чтобы не ранить ничью душу.
ОТЕЦ. Не понял я тебя что-то... Это как же не поранится душа, коль близкий человек уходит из дома?
АНДРЕЙ. А если больше нет сил жить в этой ложной любви и заботе, как тут не уйти?
ОТЕЦ. Уйти навсегда?
АНДРЕЙ. Да, навсегда. А если и возвращаться, то совсем другим человеком. По крайней мере, если хочешь стать другим, обязательно надо уйти, ведь без этого не будет пути к возвращению... Я на вас удивляюсь: как у вас хватает терпенья? Почему вы ничего не делаете? Почему? Вот нож, возьмите его! (Протягивает отцу нож.)
ОТЕЦ. Нет! (Выхватывает из рук Андрея нож и отшвыривает в сторону. Трясет его за плечо.) Ты чего наделал, а? Чего наделал? Неуж я от тебя этого ждал? Кончил ты нас всех, мечты все наши оборвал. Ведь тебе всего-то двадцать, всего двадцать! (Порывисто обнимает парня, потом резко отталкивает.) Иди, я прощаю тебя, отпускаю с миром.
АНДРЕЙ (с удивлением и ненавистью.) Вот опять ложь, ложь, ложь!.. Я вас ненавижу, проклинаю! Вы не любили его. Родить родили, а не любили. Потому он от вас и отошел, потому сдружился с этими подонками, и на Марину накинулся из-за вас же... (Обнимает Марину.) Нет, я не виню тебя, о тебе речь особо. Душа у него переполнилась, вот в чем дело. Ему нужен был малейший повод, чтобы выплеснуть наружу все, что в нем скопилось. Тут-то ты ему и подвернулась под руку. Так что ты ни в чем не виновата. Может, ему в этот миг самому жить не хотелось. Вот мы ему и помогли в этом. (Отцу.) А меня не надо выгораживать да спасать, я не затем сюда пришел. Я не нуждаюсь в вашей защите! Над своей жизнью я сам хозяин. Так что живите спокойно. До свидания, Марина.
МАРИНА. Не уходи! Андрюша, не уходи! Я не пущу тебя. Или возьми меня с собой!
АНДРЕЙ. Ты должна оставаться здесь и ждать. Ты дала слово. Прощайте! (Уходит.)
МАРИНА. Андрей!..
ОТЕЦ. Не отпускай его, беги следом! Нет, постой! У тебя сколько нынче в кассе набралось? Давай их все сюда!
МАРИНА. Да нет у меня ни копейки - меня же сегодня с работы выгнали!
ОТЕЦ. У меня есть деньги в банке, только он нынче закрыт. Они же прямо сейчас требуют деньги.
МАРИНА. Кто? И зачем им деньги?
ОТЕЦ. Потом, потом все объясню. Я все равно найду им деньги, сколько бы они ни потребовали. В деревню пойду, а ты беги, беги, вороти его. И ждите меня до утра. Утром все образуется. Только сюда не приходите, здесь опасно. Одну ночь и в лесу можно переждать. Торопитесь! (Оба уходят.)
Занавес.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Там же, спустя несколько дней. Марина сидит на стуле, обхватив голову руками. Тихо входит Андрей.
АНДРЕЙ. Марина!
МАРИНА. Андрей! (Обнимаются.) Слава Богу, ты живой. Тебя отпустили из милиции?
АНДРЕЙ. Да, отпустили до суда.
МАРИНА. А я уж думала, тебя не выпустят. Хотела узнать про тебя у дяди Андрея, а его самого нет. Как хорошо, что ты на свободе! И хорошо, что шпана эта не знает, что тебя отпустили, иначе... А ты тоже хотел повидать дядю Андрея?
АНДРЕЙ. Сам не знаю. Сейчас я ничего не знаю - что делать, куда пойти. В голове все смешалось. Мне надо побыть одному. Обо всем подумать. Мне надо...
МАРИНА. Одному? Тебе сейчас одному? Ни в коем случае! Ты пугаешь меня, Андрей. У тебя такой взгляд...
АНДРЕЙ. Пожалуй, ты права: без тебя мне сейчас не выжить, это точно. Нет-нет, за мной никто не следит, никто меня не преследует. Я сам себя боюсь. Да, мне страшно. Спаси меня, Марина...
МАРИНА. Бог тебя спасет, Андрюша. Ты постарайся впустить к себе Бога, и он простит тебя...
АНДРЕЙ. Простит?
МАРИНА. А ты попробуй, попроси...
АНДРЕЙ. Попросить? Да-да, попрошу, и он, наверное, простит. Но как мне простить самого себя, как? Не могу, нет. Тяжкий крест от этого не станет легче, для этого есть один путь: собрать всю силу, какая есть, и шаг за шагом нести его дальше. И сила эта - в тебе. Без тебя я развалюсь на части, я это знаю. Скажешь: наивный, ждет помощи от человека, который должен проклинать...
МАРИНА. Да я и сама жду от тебя этой силы! Если б ты не вернулся, я не знаю, что б со мной было...
АНДРЕЙ. А я мог и не вернуться, мог пропасть, исчезнуть, как ты велела.
МАРИНА. Нет-нет, ты не мог. Другой бы смог, но не ты.
АНДРЕЙ. Почему ты так уверена? Ты же меня не знаешь нисколечко.
МАРИНА. Сколько мне надо - знаю. Считай, с того самого вечера, когда ты зашел в кафе... Туда много народу забредает - водители, проезжающие пассажиры останавливаются. И среди них встречаются самые разные - кто-то пытается приударить за мной, строит глазки, кто-то еще что. Но ты... Окажись тогда на твоем месте кто-то другой, я бы его и на порог не пустила, а тебя... Бывает же такое, когда сердцу, говорят, не прикажешь. Не надо было мне тебя впускать, не надо, тебе же было бы лучше. А теперь вот...
АНДРЕЙ. Да, если бы не впустила, я бы тебя никогда не встретил. Мы сюда, в Сенгилей, приезжали на похороны бабушки. Уж как меня уговаривали отец с матерью не оставаться, уехать вместе с ними, как уговаривали... Да-да, у меня есть и отец, и мать, но не те, что меня родили, а тетя с дядей, я их так и зову - мама, папа. Когда умерла моя мама, они взяли меня на воспитание, и я им очень благодарен, они славные, любят меня. А я, зная, кем они мне доводятся, все время боюсь их обидеть нечаянно брошенным словом или необдуманным поступком. Словом, душа моя из-за этого будто в плену. И вот смерть бабушки для меня явилась как бы спасением: я сказал им, что останусь в ее доме, чтобы он не пропал. Они долго не соглашались, но я их все же уговорил и в тот же день проводил до Москвы - им надо было лететь самолетом в Норильск. И вот когда я возвращался обратно...
МАРИНА. Так они и не знают, что с тобой произошло?
АНДРЕЙ. Нет, и надеюсь, не узнают. Для них это будет страшным ударом. Я в глаза им не посмею взглянуть. Когда я вернулся в Сенгилей, я хотел утопиться в Волге - бабушкин дом стоит на самом берегу.
МАРИНА. Нет-нет, Андрей, что бы ни случилось, дороже жизни ничего нет. Будет жизнь - будет и счастье. Пусть даже в самом конце ее, и все равно стоит жить. Теперь мы вместе, а когда я была одна, у меня тоже были такие мысли, как у тебя. Я вышла из кафе, иду краем леса, а в голове такие мысли... И вдруг ты, будто ангел-спаситель, предстал предо мной...
АНДРЕЙ. Я - ангел-спаситель. Ну у тебя и сравнения! Разве может грешник быть ангелом?
МАРИНА. Для Бога, возможно, и не может, а для меня может... Пойми: это же надо не только Богу, но и мне, и тебе, и другим. Как же иначе можно освободиться от зла? Так что не для красного словца назвала я тебя ангелом. Можешь со мной не соглашаться, но я для тебя готова...
АНДРЕЙ. Я согласен с тобой, Марина. Иначе разве я искал бы в тебе спасенья? (Пауза.) Когда я был маленьким, мне втолковывали, что Бог знает все про каждого живущего на земле. У него, говорили, есть большая книга, вот в ней все и прописано про нас с самого рождения и до конца жизни. Я знаю, моего имени в той книге не должно было быть, потому что я и не должен был родиться. А если и родился, должен был умереть вместе с матерью. И остальным, кто приносит другим несчастье и горе, тоже не надо появляться на свет. Тем более, если Бог задумал создать рай на земле, - зачем мы ему, такие? А ведь у Бога такая цель, чтобы на земле был рай. И если уж он позволил родиться таким, как я, собрал бы нас всех накануне грешного дня на крутом берегу Волги, выстроил бы в ряд у края обрыва и...
МАРИНА. Что ты говоришь, Андрюша?!
АНДРЕЙ. А что? Если Бог хочет, чтобы на земле больше не проливалась кровь, только так ему и надо поступить. А Волга она скроет все следы.
МАРИНА. Нет, Андрей, нет. Бог дарует людям только добро.
АНДРЕЙ. То ли оттого, что я долго жил на Севере, бывало, приеду в Сенгилей и целыми днями брожу по лесам и лугам, и они казались мне настоящим раем. Обратно и ехать не хотелось. А сейчас, когда оказался возле пасеки, и вовсе очаровался: это же настоящие райские кущи, что в Библии описаны. Кругом цветы, жужжат пчелы, щебечут птицы, резвятся ягнята, телята, кудахчут куры, мяукают кошки - и все, все вместе, все чувствуют себя свободно и счастливо... И это чудесное озеро, лес... Все есть, и все-таки чего-то не хватает. Возможно, звери и птицы этого не чувствуют, для них это и в самом деле настоящий рай, а вот люди... Сколько среди них несчастных?! Выходит, для них это и не рай. А может, его и нет вовсе, никакого рая? И Бога, пожалуй, нет?
МАРИНА. Есть. Бог есть, Андрей.
АНДРЕЙ. Если Марк останется жив, возможно, я и поверю, что Бог есть. Когда ты читала про Каина...
МАРИНА (перебивая.) Нет, Марк не Каин, нет-нет! Таких людей вообще нет на земле. Есть заблудшие, вроде тебя, вроде Марка, вроде меня. Но мы выберемся из тьмы, обязательно выберемся, я уже вижу свет перед собой. И свет этот - ты...
АНДРЕЙ. Я?!
МАРИНА. Да. Ты - светлый, чистый. Это ты нарочно на себя наговариваешь, а внутри ты - самый настоящий ангел. И если тебе поможет моя любовь...
АНДРЕЙ (удивленно.) Любовь? Ты говоришь это всерьез? Да знаешь ли ты, что меня ожидает?
МАРИНА. Знаю.
АНДРЕЙ. Тебе будет очень тяжело, Марина.
МАРИНА. Я сама выбрала свою судьбу. Будет ли хлестать холодный ветер, палить беспощадное солнце, мучить душу проклятое прошлое иль страшить предстоящая дорога - я всегда буду с тобой, навеки.
АНДРЕЙ. А знаешь, я тогда, на берегу Волги, вспомнил о тебе и подумал: как же я оставлю тебя одну с твоей бедой? Значит, как бы ни заледенело сердце от боли и горя, оно чувствует тепло и заботу - значит, это и есть любовь? Да-да, это ты отвела меня тогда с крутого берега и сейчас снова протягиваешь руку помощи. И я тоже боюсь расстаться с тобой, больше, конечно, боюсь за тебя, не за себя. Выходит, это в самом деле любовь?
МАРИНА. Да, любовь. Вот только пройдут эти окаянные дни, и тогда...
АНДРЕЙ. И тогда я тебе каждый день буду дарить цветы, буду рассыпать их на постели, в которой спишь. Они наполнят все вокруг своим нежным ароматом. И наши дети будут такими же нежными, добрыми. Их дети, в свою очередь, будут еще нежнее и добрее наших. И так из поколения в поколение станет продлеваться наш род. А мы с тобой построим на берегу Волги новый дом, вырастим много-много красивых цветов, посадим разные деревья. По весне наш дом будет утопать в цветах. В саду будут петь птицы, а вокруг нас резвиться наши дети - их у нас будет много-много. С Волги наш дом будет овевать прохладный свежий ветер. Вечером мы будем засыпать, а утром просыпаться под пение неугомонных пташек в нашем саду. И мы будем счастливы и заживем полнокровной жизнью.
МАРИНА. Послушай! Ты слышишь? Эту мелодию играет только Марк! Господи, спаси и сохрани нас!
Андрей и Марина застывают как изваяние.
Свет гаснет.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Там же, в тот же час. Входит Марк с гитарой в руках.
МАРИНА. Марк?! Ты?
МАРК. О, кого я вижу! Здесь, среди ночи... Ты меня извини, но тебя я никак не ожидал здесь встретить. Нет, ждать, конечно, ждал, но чтобы застать тебя здесь... Видать, крепка ты духом, крепка. Да оно так и бывает: люди, которые должны встретиться, обязательно находят друг друга. Ну, подай голос, что молчишь?
МАРИНА. Ты зачем здесь, Марк?
МАРК. Ты затем и пришла, чтобы это узнать? А что в этом удивительного? Это - мой дом, я в него пришел. А вот вы как сюда попали? Уж не с неба ли свалились, как ангелы? Это еще кто такой? (Кивнув в сторону Андрея.) Кажется, я его где-то видел, а где - не помню. Пьяный, наверно, был, не запомнил. Пьяный я ни черта не помню. Может, познакомишь?
МАРИНА. Это... Да ты сам все помнишь.
МАРК. Братишка, что ли? Разве что в седьмом колене... А может, двоюродный забор нашему троюродному плетню? Ха-ха... Тоже не он? Тогда, может, жених, а? А что, с виду ничего, хорош...
МАРИНА. Марк, перестань!
МАРК. Значит, не жених. И в самом деле - слишком молод, ты же выбираешь постарше. Э, какой же я дурак! Это же твой дальний родственник, прибыл по приглашению. Угадал? А может, это - дружка? У вас что, нынче вечером свадьба? И мне ничего не сказали? Я бы поздравил папашу с новой избранницей, непременно поздравил. А что-то его не видно? Иль помчался зачеркивать фамилию законной жены в загс? Мне сказали, он, как мальчишка, все по юристам бегает. Ну что ж, поздравляю тебя, моя новая мама! Пусть твои уста будут слаще меда, потому как, думаю, не откажешь и мне их попробовать, когда отец в сторонке?
АНДРЕЙ. Послушай, ты!..
МАРК. О, да твой гость, оказывается, говорить умеет, а я подумал - немой. Ну, здравствуй, друг. Меня родители нарекли Марком, хотя мне это имя ничуть не нравится. Да и не только мне - другим тоже. Я не знаю, что оно означает: то ли негодяй, то ли людоед, то ли дьявол, то ли душегуб. Но стоит кому услышать мое имя, как у них душа в пятки уходит. Все скорей с моих глаз стараются смыться, не понимают, что я из-под земли достану, кто мне нужен. Сам не найду - друзья разыщут. Это здорово - иметь друзей, с ними рядом и дышится свободно. Все могут про тебя забыть, а друзья помнят...
МАРИНА. Да что они стоят без тебя, твои друзья?
МАРК. Не скажи! Уж больно высоко ты меня ценишь. Не знал, а то бы... И все же ты ошибаешься: они намного способнее меня, имей это в виду.
МАРИНА. Да уж, коль понадобится - своему же товарищу горло перережут. Это они тебя сюда доставили? Конечно, это очень по-товарищески. Чтобы ты тут истек кровью.
МАРК. А почему я должен умереть?
МАРИНА. Тебе же всего три дня как операцию сделали.
МАРК. И что? У тебя же не болит?
МАРИНА. Дурак ты!
МАРК. Согласен.
МАРИНА. Ни людей, ни себя не жалеешь.
МАРК. И это правда.
МАРИНА. Небось наркотиками тебя дружки твои накачали?
МАРК. Нет, они сделали больше - нашли тебя и дружка твоего. Сказали, вы с того самого вечера здесь хоронитесь. Понимаю: от тебя все отвернулись, надо же тебе куда-нибудь приткнуться. А тут местечко теплое, нагретое, и язык почесать с пасечником можно. Как же, радостью-то, то бишь, горем надо же с кем-то поделиться. Жаль, на вашу беду я не окочурился.
МАРИНА. Ты что городишь? За кого ты меня принимаешь? Да я из-за тебя...
МАРК. Из-за меня? Выходит, ты тут из-за меня? Когда за мной по пятам смерть ходит, ты сюда пришла из-за меня?
МАРИНА. Я приходила к тебе в больницу, меня не пустили. Хотела нынче вечером пойти, только...
АНДРЕЙ. Марина, не оправдывайся ты перед ним. (Марку.) А ты не ходи вокруг да около, говори: что тебе от нас нужно?
МАРК. Вижу, хочется юноше побеседовать напрямки.
АНДРЕЙ. Да, напрямки. Для того я здесь и стою.
МАРК. Что ж, закончим предисловия. Раз хочешь поговорить напрямик - поговорим, только выйди на улицу.
АНДРЕЙ. Что?
МАРК. То, что слышал. Мне сначала надо с ней потолковать (кивает в сторону Марины.)
АНДРЕЙ. У нас нет секретов друг от друга.
МАРК. Уже? Вот как! А не слишком быстро?
АНДРЕЙ. Ты неверно понял. С тех пор, как с тобой случилась эта беда...
МАРК. Беда, что ты стоишь в этом доме рядом с ней! И еще этот пасечник... Ладно, выметайся! Если у тебя нет секретов, у меня они есть.
МАРИНА. Андрей, выйди!
АНДРЕЙ. Да он же тебя опять...
МАРК. “Опять” будет для тебя, если ты сию же минуту не исчезнешь! Марина давеча верно сказала: я и пьяный все помню, никогда ничего не забываю. Надеюсь, ты понимаешь, что я сюда не просто так заявился? Иди, просвежись немного, только не забредай далеко - в капкан угодить можешь.
АНДРЕЙ. Марина, я буду рядом. (Уходит.)
МАРК. Андрей... Так, кажется, ты его называешь? Неужто мне так и суждено от Андреев погибнуть?
МАРИНА. У него и в мыслях не было тебя убивать. Ты сам начал, а теперь хочешь свалить все на нас? Ты зачем сюда пришел? Чтобы отомстить нам? Ну давай-давай, ты на это мастер. Ни жить, ни любить не даешь, душу только терзаешь... Да, я виновата, что близко к сердцу приняла твою боль, виновата, что пыталась образумить тебя, вывести на верную дорогу. Надеялась, мол, ребенок родится - ты изменишься. Виновата, признаю. Тебе что, от этого легче?
МАРК. Ты считаешь меня пропащим человеком? Может быть, и так, но там, внутри, на самом донышке души... Я думал, ты это чувствуешь, потому к тебе и тянулся, надеялся, что поймешь меня. Может, мне и самому опостылела такая жизнь. Хочется покоя, семьи, хотя бы с тобой. А внутри все равно бурлит, волнуется. В последнее время только и хочется вусмерть напиться и ничего не видеть и не слышать. И не просто водки, а какого-нибудь яду, чтоб остановил кровь в жилах.
МАРИНА. Ты никому не даешь жить: ни отцу с матерью, ни мне, ни кому другому. Скольких девчонок обманул, обесчестил, скольких разорил-ограбил! Ты всем приносишь зло. Наверно, в тебя и вправду бес вселился.
МАРК. Если несчастных людей называют злодеями, то я такой, да.
МАРИНА. Да таким несчастным, как ты, некоторые завидуют. У тебя же все есть. Чего тебе еще надо?
МАРК. Мне нужен тот, кто счастливее меня. Думаю, хоть краем глаза глянуть на этого сосунка, что в любви купается. А он мне небось и руки не подаст, хотя знает, что сам и украл у меня любовь. Как думаешь, подаст он мне руку? Если подаст, мне больше ничего и не надо. Уж мы с ним вдвоем сумеем распутать клубок, найдем конец и начало.
МАРИНА. Он еще и не знает, что его любят, а ты его уже обвиняешь.
МАРК. Знает или нет - не важно, главное - его любят, его ждут. А меня... На мою могилу цветка никто не бросит...
МАРИНА. Это ты так думаешь. Тебя ведь тоже любят.
МАРК. Кто? Кто меня любит? Покажи мне его. Отец? Его думы не обо мне. Мать? На любимого дитя таких слов не навешивают. Или ты меня любишь? А знаешь, зачем я тебя обесчестил? Зачем ножом на тебя замахнулся? За то, что ты старика, этого пасечника, обольстила. Для всех Божьей матерью не станешь, запомни это. Пусть получает то, чего заслужил: раньше он мне белый свет застил, теперь я ему. И ему, и его жене. Помню, раздерутся меж собой, а мать ему: “Он не твой, не от тебя Марк!” Что ж, раз я не их, значит, я сам по себе.
МАРИНА. Марк!
МАРК. Не уговаривай, все равно не остановишь, пусть терпят, как я терпел. А почему я один должен терпеть? Я и той не дам спокойно жить, что меня родила. Вот увидишь, останется одна-одинешенька, сопьется и пропадет. Они оба загубили мою молодость, втоптали в грязь, из-за них я потерял смысл в жизни. Все ушло в прах, в темноту, вот и шарахаюсь туда-сюда, не вижу, что передо мной - бездонная пропасть иль высоченная гора? Бреду без всяких дум в голове - и ладно. И мне все равно, нарвусь я на беду иль угожу в рай. Разве в том моя вина? Это больше похоже на боль. Знаешь, как иногда болит у меня внутри? Только никто этого не замечает и замечать не хочет.
МАРИНА. А если все-таки замечают...
МАРК. Ты - да, ты не такая, как все, ты чувствуешь чужую боль. Потому, наверно, и терпишь меня. Но ведь терпенью тоже когда-то приходит конец, и тогда... Я больно тебя поранил в тот вечер?
МАРИНА. Да уж, это ты умеешь - причинять боль. И она долго не утихает. А я ведь всего-то хотела, чтобы ты научился радоваться солнцу, цветам вот этим, жизни, что вокруг нас. Но ты все видишь сквозь черные очки, никак не хочешь с ними расстаться.
МАРК. Продолжение »